Дверь в лето - Страница 26

Отвечал он приятным, располагающим баритоном.

Я вернулся в постель и доел свой завтрак – он к этому должен был совсем остыть, но почему-то не остыл. Порция была явно рассчитана на какую-то птицу средней величины. Удивительно, но ее хватило и для меня, хотя я был очень голоден. Итак, впервые за тридцать лет я поел – за это время на Земле сменилось поколение. Это косвенно подтверждало меню – то, что я принял за копченую грудинку, оказалось жареными дрожжевыми полосками – национальным блюдом.

Но, несмотря на тридцатилетний пост, еда мало занимала меня, ведь вместе с завтраком они прислали газету – лос-анджелесскую «Таймс» за среду, 14 декабря 2000 года.

Формат газеты не изменился, а вот бумага стала не шероховатая, а глянцевая; иллюстрации были или цветные, или черно-белые, но стереоскопические – убей меня бог, если я понимал, как они это делали. Стереоизображение получалось без очков и прочих приспособлений. Помнится, в детстве я был совершенно очарован стереооткрыткой, рекламирующей свежемороженые продукты. Но та состояла из множества крошечных призм на довольно толстой пластиковой бумаге, а здесь не было ничего, кроме тонкой бумаги и удивительно глубокого изображения.

Я решил просмотреть газету до конца. «Работяга» положил ее так, чтобы мне было хорошо видно первую страницу. Но я никак не мог перевернуть эту страницу – все листы словно смерзлись.

Наконец, я случайно коснулся верхнего правого угла листа. Он свернулся и отлетел. Очевидно, в этом месте заключалась некая хитрость. И другие страницы открывались легко и даже изящно – стоило мне коснуться верхнего правого угла. Добрая половина заголовков напоминала мне старые времена, навевала ностальгическую грусть: «Ваш гороскоп на сегодня», «Мэр на торжественном открытии нового бассейна», «Военные ущемляют свободу печати», «„Гиганты“ играют два матча подряд», «Внезапное потепление огорчает любителей зимнего спорта», «Пакистан предупреждает Индию» – и так далее в том же духе. Точно, как в мои времена.

Другие заголовки были незнакомы, но сами себя объясняли: «„Лунный Челнок“ столкнулся с Нилинидами – стационарная Суточная Станция пробита во многих местах, живых нет», «В Кейптауне линчевали четырех белых – ООН требует санкций», «Мамаши выступают за повышение гонораров – они требуют, чтобы «любительниц» объявили вне закона», «Плантатора из штата Миссисипи обвиняют в нарушении закона о запрещении «Зомби» – защитник утверждает: „Его работники не были наркотизированы. Они тупы от рождения!“»

Что касается «Зомби», то я хорошо знал, что это такое… по собственному опыту.

Некоторые слова мне были совершенно непонятны. «Продолжалось выпадение «вогли». Еще три французских города были эвакуированы. Король приказал засыпать пораженные площади». Король? Ну ладно, французы сами себе хозяева, а вот что это за «санитарная пудра», которую они использовали против «вогли», что бы это значило? Может быть, что-то радиоактивное? Я надеялся, что они выбрали для расщепления безветренный день… лучше бы в третьей декаде февраля. Я уже подцепил однажды изрядную дозу – еще в армии, по милости одного инженера, болвана проклятого! До неукротимой рвоты не дошло, но пришлось посидеть на консервной диете, а это такое удовольствие – врагу не пожелаешь.

«Прибрежное отделение полиции Лос-Анджелеса оснащено лейколасами. Начальник отделения предложил всем «сардинкам» убираться из города. „Моим людям приказано сначала стрелять, а уж потом устанавливать личность. Пора навести порядок.“»

Я дал себе слово держаться подальше от Побережья, пока не разберусь, что к чему. Мне не хотелось, чтобы в меня стреляли и устанавливали личность – тем более, «потом».

Ну, это так, к примеру. Я бегло просмотрел несколько статей, и только потом до меня начал доходить их смысл.

На меня повеяло родными ветрами: я увидел знакомые заголовки. Это были старые добрые объявления о рождении, смертях, женитьбах и разводах, правда, сейчас там встречались слова «обязательства» и «возвраты». Были там всякого рода списки. Я заглянул в список «воскресших» и нашел там свою фамилию. Это было приятно, вызывало чувство причастности.

Интереснее всего были объявления. Одно из них мне запомнилось: «Молодая привлекательная вдова, одержимая страстью к путешествиям, желает познакомиться со зрелым мужчиной таких же наклонностей. Намерение: двухгодичный брачный контракт».

«Горничная», ее сестры, кузины и тетки были тут как тут, и товарный знак был тот же самый, который я некогда придумал для наших бланков – крепкая деваха с метлой. Я даже пожалел, что поспешил избавиться от своего пая в «Горничных, Инкорпорейтед». Похоже, что сейчас эти акции стоили бы больше, чем все мои активы. Нет, я правильно сделал. Если бы я оставил сертификат при себе, эта пара нечистых наверняка бы переделала передаточную подпись в свою пользу. Как бы то ни было, его получила Рикки, и если она при этом разбогатела – дай ей Бог – я не мог избрать лучшего наследника. Я дал себе слово первым делом, не откладывая, выяснить, что стало с Рикки. Она была всем, что осталось у меня в мире, тем более сейчас. Дорогая маленькая Рикки! Будь она на десять лет постарше, я бы и не взглянул на Беллу… и не обжегся бы.

Сколько же ей сейчас? Сорок… Нет, сорок один. Трудно представить, что Рикки может быть сорок один. Впрочем, это не так уж много для женщины даже в мое время – а, тем более, сейчас. Хотя иной раз невозможно отличить сорокалетнюю от восьмидесятилетней.

Что ж, если она богата, я позволю ей заказать мне выпивку, и мы выпьем за упокой души нашего Пита, забавного маленького создания.