Дверь в лето - Страница 35

– Мы все устроим, – живо вмешался мистер Гэлви. – Простите, босс, можно я заберу мистера Дэвиса. Нужно щелкнуть его рядом с первой моделью «Горничной».

Что он и сделал. Я рад был увидеть ее… самую первую модель, в которую я вложил столько сил и души. Я хотел взглянуть, работает ли она, но мистер Мак-Би не позволил мне включать ее – похоже, он все еще не верил, что я умею с ней обращаться.

* * *

Март и апрель слились в один медовый месяц. У меня было все, что я хотел: инструменты, специальные журналы, торговые каталоги, библиотека, «Чертежник Дэн» («Горничные, Инкорпорейтед» предпочитали пользоваться моделью «Аладдина») и инженерная трепотня… музыка для моих ушей!

Ближе всех я сошелся с Чаком Фриденбергом, первым заместителем главного инженера. По-моему, Чак был единственным настоящим инженером. Все прочие были просто хорошо выдрессированные механики… в том числе и Мак-Би – для того, чтобы стать инженером нужно нечто большее, чем диплом и шотландский акцент. Позже, когда мы сошлись с Чаком еще ближе, он признался, что питает к главному инженеру те же чувства.

– Мак и правда боится всего нового. Будь его воля, он бы работал теми же методами, что и его дедушка в копях Клайда.

– Что же он делает на своей должности?!

Подробностей Фриденберг не знал. Кажется, раньше существовала фирма-производитель, которая брала напрокат патенты (мои патенты) у «Горничных Инкорпорейтед». Лет двадцать назад фирмы слились, и новая приняла имя той, что я основал. Чак думал, что Мак-Би был нанят именно тогда.

– Для пущей важности, должно быть, – добавил он.

Мы с Чаком частенько просиживали вечерами за кружкой пива, обсуждая технические проблемы, дела фирмы и все такое прочее. Его особенно интересовало все, что относилось к Спящим. Этим интересовались многие, причем интерес был какой-то нездоровый (как если бы мы были уродами). Поэтому я предпочитал помалкивать об анабиозе. Чак – другое дело, он был очарован самой идеей прыжка во времени, тем, что есть люди, для которых то время, когда они родились, было «только вчера».

В награду он всегда был готов консультировать мои технические идеи и откровенно указывал мне (а это случалось частенько) на то, что устарело в 2001 году от Рождества Христова. Под его дружеским руководством я быстро наверстывал упущенное, становясь современным инженером.

Но когда я обрисовал ему в общих чертах идею автосекретаря, он озабоченно спросил: – Дэн, ты занимался этим в рабочее время?

– Гм… нет, а что?

– Что написано в твоем контракте?

– Что? Но у меня нет контракта!

Кертис просто вставил меня в платежную ведомость, а Гэлви только и знал, что меня фотографировать. Кроме того, он был штатной тенью писаки, который уже извел меня своими идиотскими вопросами, вот и все.

– Мм… На твоем месте, друг мой, я бы ничего не предпринимал, пока не достигну твердого положения в фирме. Твой прибор – и в самом деле новинка. И я думаю, ты сможешь сделать его.

– Целиком с тобой согласен.

– Отложи его на время. Ты же знаешь, чем занимается наша фирма. Она делает деньги и выпускает хороший товар. Но все новинки последних десяти лет мы выпускаем по лицензии. Я ничего не могу сделать минуя Мака. А ты можешь наплевать на него и рвануть прямо к боссу. Но если ты не хочешь продешевить, не отдавай это фирме… по крайней мере – сейчас.

Я внял его совету: продолжал проектировать автосекретаря, но сжигал все чертежи. Мне они были не нужны – я помнил их до последней черточки. Виноватым я себя не чувствовал: ведь меня наняли не как инженера, а как витринный манекен для Гэлви. Когда он выжмет меня досуха, они заплатят мне за месяц вперед, скажут «спасибо!» и выставят за дверь.

К этому времени я должен стать настоящим инженером, чтобы открыть собственную контору. Если Чак захочет, я возьму и его.

Джек Гэлви не стал размениваться на газеты – он хотел пристроить мою историю в общенациональные журналы, вроде «Лайф», и увязать ее с успехами фирмы за прошедшие тридцать лет. «Лайф» наживку не взял, но Джек умудрился пристроить меня, вместе с рекламой, в другие журналы.

Я начал подумывать о том, чтобы отпустить бороду – тогда меня никто не узнает.

Я получал множество писем. Один из моих корреспондентов сообщал мне, что я буду вечно гореть в аду за то, что пошел против Божьего начертания. Я наплевал на это: если бы Бог имел относительно меня другие планы, он бы искоренил анабиоз в зародыше. Резоны такого рода меня мало трогали.

Во вторник, 3 мая 2001 года, мне позвонили.

– Вас спрашивает миссис Шульц. Вы будете говорить с ней?

Шульц? Дьявольщина! Я же обещал Доути, что разберусь с ней. Я все время откладывал, будучи уверен, что она – одна из тех зараз, что пристают к бывшим Спящим и изводят их вопросами.

Доути сообщил, что в октябре она звонила несколько раз, пыталась узнать мой адрес, но неизменно получала отказ. – «Ладно, – подумал я. – Поговорю с ней, чтобы она не докучала Доути».

– Соедините, – сказал я вслух. – Это Дэнни Дэвис? – раздалось из трубки. Экрана у моего телефона не было, так что видеть она меня не могла.

– Говорите. Ваша фамилия – Шульц?

– Ох, Дэнни, как я рада снова слышать твой голос!

Я молчал.

– Ты не узнаешь меня?

Я узнал ее. Это была Белла Джентри.

7

Мы договорились встретиться.

Первым моим порывом было послать ее ко всем чертям и бросить трубку. Но я не поддался ему: это была бы детская месть, и она не вернула бы мне Пита. Достойное же отмщение кончилось бы для меня тюрьмой. Я бросил искать Беллу и Майлза, но частенько о них думал.